Сцена — это счастье для артиста. Интервью с Алексеем Татаринцевым

– Алексей, у вас 2016-й год – урожайный, две се-рьезные общественные награды: Премия Москвы и «Онегин». Обе – за партии в операх зарубежных композиторов, Гуно и Пуччини. Можно ли сказать, что вы полностью переориентировались на евро-пейский репертуар?

– Год действительно оказался очень удачным для меня, а значит и моего театра, так как без своих коллег, без того шанса, который дает руководство нашего теа-тра во главе Дмитрием Александровичем Сибирцевым, этого всего не было бы! Счастливая серия началась еще в апреле, когда мне вручали «Золотую Маску» за партию Ромео в опере «Ромео и Джульетта» Гуно! Наверное, для любого артиста важно, когда его труд ценят и ува-жают не только зрители, поклонники, но и высокопро-фессиональные жюри! После «Золотой Маски» полу-чил премию Москвы за Ромео и также за Рудольфа в «Богеме», и вот сейчас Национальная премия «Онегин» опять-таки за Рудольфа! Честно признаюсь: даже пред-ставить не мог! Но, видимо, как говорится – Бог любит Троицу! По совпадению так получилось, что эти пар-тии я пел впервые, и они оказались на виду. Но в усло-виях репертуарного театра участвую и в русских опе-рах, так что никаких ограничений для себя не ставлю.

– У вас была и еще одна заметная работа – Эрнесто в «Доне Паскуале» Доницетти. Хотя опера комиче-ская, но ваш герой – еще один лирический образ. Кто из трех упомянутых персонажей вам ближе?

– Да, это был очень важный для меня дебют в Большом! Премьера прошла в апреле этого года, и параллельно пришлось выходить в «масочном» спек-такле «Ромео и Джульетта». Признаться, было совсем не просто петь белькантовую роль и потом романти-ческую, полную трагизма французскую оперу. Но так получилось! По внутреннему содержанию и харак-теру мне ближе Ромео. Но и Эрнесто, и Рудольф – те партии, которые всегда желанны, музыка Доницетти и Пуччини для меня – наслаждение. Для тенора роли выигрышные, но сами герои – не совсем герои по сво-ему поведению. Ромео все-таки более убедителен. Для меня, конечно.

– Вы предварили мой следующий вопрос – про разные стили этих партий. Есть певцы, которые «сидят» только на бельканто и не берутся за поздний итальянский романтический стиль. Как вам удается так легко менять манеру? В чем секрет технологии?

– На этот вопрос можно отвечать долго и бесконечно. Прежде всего, это заслуга педагогов Хоровой академии, где я учился! Особенно, когда за пульт выходил и работал с нами Виктор Сергеевич Попов. И, конечно, мастерство, приобретенное в вокальном классе у моего учителя, друга, потрясающей Веры Петровны Александровой! Каждый урок, будь он в классе или хоре,– это постоянный поиск знаний. Нам повезло, что наша академия всегда работала и работает с великими музыкантами современности! У них мы тоже учились и стилям, и профессионализму! В чем-то мне было и легче, потому что у меня пять лет образования дирижера-хоровика Тамбовского института культуры, в классе профессора Владимира Васильевича Козлякова. Ну, а дальше театр, особая среда для роста! Сцена – это счастье для артиста! Работа с концертмейстерами, дирижерами, режиссерами, педагогами по языкам безумно интересна. И, главное, всегда нужно помнить, каковы возможности твоего голоса, против его природы никогда нельзя идти! Знать, что ты можешь петь и чего категорически нельзя – даже, если хочется.

– Как обстоит дело с вашей международной карьерой? Традиционный вопрос: у вас есть личный агент?

– Благодаря участию в зарубежных гастролях Новой Оперы меня услышали и проявили интерес разные импресарио. Есть представители моих прав в Швеции: в Оперном театре Мальмё в 2018 году запланировано мое участие в «Риголетто». Также Фонд Елены Образцовой, занимающийся продвижением своих лауреатов, помог мне с контрактом в Опере Палм-Бич, в Майями. В марте там также выхожу в роли Герцога. – То есть, наступила пора Герцогов?

– На Западе не привыкли, чтобы певец одновременно пел и Рудольфа, и Ромео: либо ты специализируешься в белькантовом репертуаре, либо только в операх Верди или Пуччини. Так что для продвижения за рубежом мне надо решить, какую «нишу» занять.

– Вам хочется загонять себя в такие жесткие рамки?

– Конечно, скучновато петь что-то одно. Я привык еще со времен Хоровой академии исполнять разную музыку. Но так или иначе приходится пока искать свой путь: мне близки Доницетти, Беллини, мои партии в русской опере – Ленский, Левко, Молодой цыган. Из Верди пою не так много, я все-таки лирический тенор.

– Ваши старшие товарищи по Хоровой академии стали осваивать симфоническое дирижирование…

– Нет, пожалуй, я не рискну. Когда учился, то стоял выбор – стать хоровым дирижером или вокалистом. Я свою стезю выбрал. Голос – тоже интересный материал, с годами он развивается, его нужно постоянно шлифовать, следить за ним. Но ценю и уважаю таких музыкантов, которые могут проявлять таланты в разных сферах.

– Как певец вы многогранны. Была свидетелем, как вы легко справляетесь с современными партитурами, блистаете в сочинениях Шнитке, Щедрина.

– Я пел и Пендерецкого, и Георгия Дмитриева… Когда берешь новую партитуру, то смотришь, какой тут диапазон, интонационные сложности, соотношения голоса и оркестровой фактуры. Если для голоса написано разумно, то берусь с удовольствием. Считаю, что для слухового и интонационного развития полезно попробовать опусы современных композиторов. Случается, конечно, что начинаешь учить и не понимаешь, как организована вертикаль, как брать интервалы. Автор порой не представляет себе певческую технологию и пишет, если так можно выразиться, абстрактно. Приходится прилаживаться к стилю.

– Что в ближайших планах?

– Хочу выучить несколько белькантовых партий – «Сомнамбулу», «Лючию де Ламмермур». В будущем Фауста и Альфреда. Продолжаю выходить в ролях текущего репертуара в Новой Опере и в Большом театре.

– Вы часто выступаете в концертах, с оркестрами?

– Да, но признаюсь, что проще спеть спектакль в театре, где проживаешь жизнь одного персонажа, чем несколько арий в концерте, где приходится мгновенно перевоплощаться в разные образы, переходить от стиля к стилю. Ты тут как «на ладони»: с костюмами и декорациями легче. Тем не менее обдумываю собственную камерную программу – есть разные идеи.

– Мы с вами беседуем сразу же после исполнения Реквиема Верди.

– Меня пригласил Владимир Иванович Федосеев – мы с ним часто сотрудничаем. Сегодня, 10 декабря, особый случай, день рождения Виктора Сергеевича Попова, и исполнение мы посвятили его памяти. Так что вышел на сцену Большого зала консерватории с внутренним трепетом и волнением.

Музыкальная жизнь. | №12 • 2016